До Волоколамска доехали на паровозе, дальше пошли пешком. Кое-где нас подвозила машина, иногда попадалась попутная телега с лошадью. Кругом по дороге встречались сожженные деревни.
Голодной зимой 1942 года перед каждой оставшейся в Истре семьей вставал вопрос – как, где найти пропитание. Кто-то надеялся на родственников. Вот и мы отправились с мамой в свою родную деревню за 100 километров от Истры, за Лотошино. Чтобы не с пустыми руками прийти к родным, взяли с собой мешочек соли в подарок – соли ведь тогда тоже не хватало. До Волоколамска доехали на паровозе, дальше пешком. Кое-где нас подвозила машина, иногда попадалась попутная телега с лошадью. Кругом по дороге встречались сожженные деревни, сердце сжималось, как там наша деревня, живы ли родные, бабушка, тетя, крестный, двоюродные братья и сестры?
Заночевали мы в уцелевшей от пожара деревне за Лотошином, мне разрешили лечь спать на теплую русскую печь.
Я тут же уснула, словно провалилась куда-то. А утром проснулась и долго не могла поверить, что я жива, думала, что умерла, так крепко спала.
Хозяйка дома покормила нас картошкой в мундире, и мы, поблагодарив, отправились дальше, опять пешком.
Наконец, пришли в родную деревню, туда, где я родилась и где прошло мое детство. Деревни не было, она была сожжена. Там, где стоял наш дом, недалеко от любимого мною в детстве колодца, зияла огромная воронка. Мы стояли и плакали с мамой у бывшего бабушкиного дома. «Бабушка, милая, любимая, может, все-таки ты жива осталась?» - думала я с комком в горле.
Мама поглядела вдаль, там за полем, на горизонте соседняя деревня.
- В Озерецкую пойдем, дочка, - сказала мама устало, - может, там наши, Бог даст, живы.
Мы прошли еще пять километров до деревни, и скоро уже сидели на лавке в натопленной избе. Тут же были три семьи - знакомые деревенские. И среди них наши: бабушка, тетя, ребятишки - мои двоюродные братья и сестры!
Мы кинулись в объятия друг к другу. Долго плакали. Бабушка уже знала, что умер ее сын, мой отец, и слезы все текли из ее светлых, измученных и печальных глаз.
Мы рассказали друг другу о своих злоключениях, переночевали и рано утром двинулись с мамой в обратный путь - там, в истринском краю, нас ждали полуголодные две моих сестры. Родные в дорогу нам дали круглого деревенского хлеба (вкус его до сих пор помню…), насыпали гороха и ржи, килограмма два или чуть больше – но и этому мы были безмерно рады. Через два дня мы благополучно добрались до своего временного жилища на дачах НИЛ.
Может быть, от постоянного недоедания, полученного стресса, тяжестей у меня стала болеть рука, на запястье правой руки с внешней стороны образовалась большая шишка-опухоль. Она выросла так быстро, я даже не заметила, как это произошло. Я ее показала женщине соседской дачи, она посоветовала эту шишку обвязать шерстяной ниткой. Так я и сделала, но шли дни, а облегчения не происходило. Вскоре появился хозяин дачи, в которой мы жили. Им оказался московский хирург профессор Аникин, кажется так его фамилия, а имя-отчество не помню теперь. Присутствие нашей семьи на его даче он не воспринял враждебно, а, напротив, сочувственно. Рассказывал, как здесь было до войны, какая была мебель и какие тут были вещи для отдыха.
Затем он привез из Москвы кое - какую мебель и вещи. Стал приезжать по выходным и наводить порядок. Мы заняли одну комнату, а в двух других располагался хозяин дачи. Мы помогали ему в уборке жилища, его обустройстве. У нас установились по-настоящему добрые отношения.
Как-то я показала ему свою руку, на которой была опухоль на запястье. Он внимательно осмотрел ее и сказал, что если бы не война, то положил бы меня к нему в больницу на обследование. А теперь попробует лечить другим способом, и мне надо только потерпеть. Хирург стал разминать мою опухоль пальцами рук. По тридцать минут. Так делал несколько дней, и моя шишка рассосалась, боль прекратилась. Так профессор избавил меня от непонятной болезни, от боли. С тех пор ничего подобного больше не появлялось у меня на руке. Что за болезнь была, до сих пор не знаю, но хирурга Аникина вспоминаю, конечно, с благодарностью. Это был хороший врач и хороший человек.
Фаина Канашева. Краеведческое общество «Наследие».
